"Уно,
уно, уно, ун моменто..." Многие помнят эту прилипчивую песенку из
фильма "Формула любви", повествующего о приключениях в России графа
Калиостро. Но отнюдь не все знают, кем был на самом деле этот великий
авантюрист и что, собственно, он делал в Российской империи?
Из
всех исторических личностей XVIII века наиболее загадочным заслуженно
считается граф Калиостро. Он остался в истории как авантюрист,
путешественник, пылкий любовник и знаток тайных наук. С его именем
связаны удивительные вещи: умение глотать вилки, способность оживлять
статуи и многие другие. Но кем был этот человек на самом деле?
"Я,
Джузеппе Калиостро - магистр и верховный иерарх всего сущего, взываю к
силам бесплотным, к великим таинствам огня, воды и камня, для коих мир
наш есть лишь игралище теней. Я отдаюсь их власти и заклинаю перенести
мою бестелесую субстанцию из времени нынешнего в грядущее, дабы узрел я
лики потомков, живущих много лет тому вперед"
(Заклинание графа Калиостро)
О происхождении Джузеппе Калиостро (он также известен под именами
Тискио, Мелина, граф Гарат, маркиз де Пеллегрини, маркиз де Анна, граф
Феникс, Бельмонте) известно немного. Сам Калиостро утверждал, что
родился на Востоке, а родителями его были принцесса и ангел. Граф
Александр Калиостро (Alessandro Cagliostro), согласно достоверным
данным, родился 2 июня 1743 г. в Палермо, Италия. Он называл себя
разными именами. Однако, как выяснили исследователи его запутанного
жизненного пути, настоящее имя нашего героя - Джузеппе Бальзамо
(Giuseppe Balsamo). Калиостро родился в купеческой, но простонародной
семье. Говорят, бабка пророчила ему графский титул, то же предсказала
цыганка. Говорят также, матери Калиостро приснился сон, что после
женитьбы на графской дочери ее сын стал графом. В 33 года он
действительно получил титул маркиза Пеллегрини и графа Александра
Калиостро. И впоследствии он всю жизнь отказывался от своего настоящего
имени, уверяя, что не имеет ничего общего с деревенщиной.
Свое
детство и юность, по его же рассказам, он провел в Медине. С детства
мальчик был окружён всеобщей любовью и заботой, ему прислуживали десятки
рабов и рабынь, готовых выполнить любое желание. Затем шериф Медины
(родственник Калиостро) отправил его в сопровождении мудрого Альтатаса в
путешествие по Востоку и Африке. А завершилась поездка (опять же по
версии самого графа) посещением Египта, где жрецы древних храмов открыли
Калиостро все тонкости древних наук и тайны пирамид. Здесь же произошли
первые общения с фараонами, предсказавшими Калиостро великую судьбу и
возложившими на него некую высшую миссию, смысла которой он так и не
раскрыл, ссылаясь на тайны мироздания. В египетской Александрии Джузеппе
близко сошелся с уличными факирами. Он овладел приемами гипноза, изучил
магические формулы, научился довольно сложным фокусам и собрал
коллекцию экзотических предметов. Калиостро называл себя учеником графа
Сен-Жермена. Он, как и учитель, стремился проникнуть в систему азартных
игр и разгадать тайну выигрышных карт.
В двенадцать лет юноша был
изгнан из монастыря по неизвестной причине. После этого он отправился к
себе на родину, в Палермо. Но родственники, вероятно, из-за банкротства
отца не признали Калиостро. В этот сложный период (отказ от него
родственников, отсутствие средств к существованию) молодой человек
решает, что непременно станет богатым и знаменитым, и неважно какими
способами он этого добьётся. В первое время Джузеппе Бальзамо промышлял
браконьерством и мелким жульничеством, а уже позже к этим легким
шалостям добавилось сутенерство и сводничество.
Прославился
Калиостро подделкой театральных билетов, а затем и фальсификацией
завещания и ограблением золотых дел мастера Марано из Палермо. Калиостро
сумел убедить Марано в том, что в окрестностях Палермо зарыт богатейший
клад, и при помощи магии его можно найти. Мастер, желая разбогатеть,
заплатил Калиостро большие деньги и темной ночью отправился вместе с
аферистом и его помощником искать клад. Калиостро «при помощи
заклинаний» определил место, где зарыт клад, и заставил Марано копать.
Но тут раздались ужасные вопли, появились «бесы» и избили доверчивого
кладоискателя до потери сознания.
В двадцать лет Джузеппе занялся
изучением алхимии, в тридцать объявил, что им найден рецепт напитка
бессмертия. Кроме того, граф утверждал, что умеет читать мысли, видеть
прошлое и будущее, а также управлять «силами природного магнетизма».
Возможно, именно эти силы магнетизма и помогли ему обворожить первую
римскую красавицу Лоренцу Феличиане (которую впоследствии он представлял
в качестве благородной Девы Калабрийской) и получить её согласие на
брак с ним. После свадьбы Калиостро утверждал, что в измене супруга нет
ничего предосудительного, а добродетель и супружеская честь
относительны.
Пара
колесила по Европе и устраивала для избранной публики сеансы магии. За
ними по пятам следовали разоблачительные заявления инквизиции, не
устававшей изгонять их из всех стран, в которые супруги заезжали со
своими «выступлениями».
Свои знаменитые похождения новоявленный
граф начинал во Франции, где особой популярностью не пользовался. В 1771
году он уехал в Англию, где снова зарабатывал на хлеб мелким
мошенничеством и сутенерством. Например, как-то Калиостро «неожиданно»
застал свою благоверную с неким богачом. И тому пришлось поплатиться.
Граф не стал требовать смерти обидчика на дуэли, он оценил свою обиду
дешевле, всего лишь в 100 фунтов. Но немного погодя графа самого застали
в постели с несовершеннолетней, и супруги Калиостро спешно покинули
пределы Туманного Альбиона.
В Барселоне они прожили полгода.
Калиостро играл здесь роль знатного римлянина, заключившего тайный брак и
скрывающегося от родных. Ему поверили, стали величать «его
превосходительством» и дали денег. Но официальные лица оказались на
удивление недоверчивыми и потребовали подтвердить слова официальными
бумагами, коих у Калиостро, конечно, не оказалось. Тогда его жена
Лоренца соблазнила влиятельного богача, и супругам удалось не только
избежать скандала, но и получить солидную сумму на дорогу.
Через
какое-то время Калиостро учредил женскую масонскую ложу во главе с
Лоренцой, а также ложу египетского масонства, идею которой он
позаимствовал у некоего Георга Конетона. Себя же граф провозгласил
Великим коптом. Новоиспеченный масон бросал деньги направо и налево,
разъезжал в шикарных экипажах в сопровождении слуг, облаченных в
богатейшие ливреи.
Калиостро был не только гениальным
шарлатаном,' он обладал способностями, которые действительно трудно
объяснить. Так, он предсказал Великую французскую революцию, падение
Бастилии, казнь Марии-Антуанетты. Под влияние этого выдающегося
авантюриста, обладавшего незаурядным гипнотическим даром, попадали и
простаки, и вельможи, и люди выдающегося ума. А французский король
Людовик XVI даже пригрозил карой тем, кто усомнится в чудодейственных
способностях мага.
Внешне невзрачный, граф обладал над женщинами
поистине магнетической властью. По описаниям лондонцев, граф Калиостро
был "смуглолицым, широким в плечах человеком средних лет и невысокого
роста. Говорил он на трех или четырех языках, притом на всех, без
исключения, с иностранным акцентом. Держался таинственно и напыщенно.
Щеголял перстнями, украшенными редкими драгоценными камнями. Называл их
"безделицами" и давал понять, что они - собственного производства".
Начались
скитания по Европе с множеством приключений. Легко добытые деньги так
же легко и тратились – Калиостро любил жить на широкую ногу и к тому же
неслыханно щедро одаривал бедняков. С Лоренцей они то ссорились, то
мирились, но в общем жили дружно, терпеливо снося взаимные измены и
неустроенность кочевого быта. Чуткий к веяниям времени, граф уловил
новую тенденцию: по мере развития науки люди – вопреки очевидной логике –
все более верили в чудеса. В любой стране не было отбоя от желающих
колдовским способом обрести богатство, молодость или здоровье. Как
грибы, росли тайные общества – масоны, розенкрейцеры, мартинисты, – в
рядах которых хватало как бескорыстных искателей истины, так и явных
жуликов.
Немудрено, что эти общества весьма заинтересовали
Калиостро. Впервые он свел знакомство с масонами в Лондоне, а в Германии
уже основал собственную ложу «египетского обряда».
В 1776 году
Калиостро поселился в Лондоне в особняке на Уэлком-стрит. Казалось, он
поселился здесь надолго, обставив особняк с особой роскошью. Дом стал
местом паломничества богатых лондонцев. Одни просили Калиостро увеличить
их драгоценные камни или убрать с них трещины. Другие интересовались
будущим, которое граф якобы умел предсказывать – особенно результатами
ближайшего розыгрыша лотереи. Загадочный гость охотно сообщал выигрышные
номера, но тех, кто поверил ему, ждало разочарование. Да и камни, с
которых стараниями «мага» исчезали трещины, спустя некоторое время
становились такими же, как раньше. За подозрительным чародеем была
установлена слежка, и Калиостро решил не испытывать судьбу. В одну ночь
особняк на Уэлком-стрит опустел – тайком собрав имущество, граф пересек
Ла-Манш.
В 1778 году Калиостро и Лоренца прибыли в Россию. В
Петербурге Калиостро выдавал себя за искусного целителя, продавал
эликсир молодости, принимал больных, но денег ни с кого не брал,
напротив, даже раздавал их беднякам. Вскоре в свете заговорили о
прибывшем в Петербург чудотворце и его прекрасной супруге. Некоторое
время чета «чудотворцев» купалась в лучах славы и внимании императорской
семьи. Калиостро излечил «одержимого бесами» юродивого и, по слухам,
при помощи «философского камня» существенно увеличил запасы золота в
сокровищнице светлейшего князя Потемкина, любовника Екатерины II.
Благодарный князь посулил графу свое покровительство, но тут же закрутил
роман с его женой. Императрица, узнав о шашнях своего фаворита,
рассвирепела и изгнала Калиостро с Лоренцей из России.
В Дувре в
Лоренцию (правда к этому времени она звалась не Лоренцией, а Серафимой)
влюбился богатый француз. Какое-то время они путешествовали втроем.
Француз уговаривал девушку бросить проходимца мужа. Лоренца последовала
его совету и сняла отдельную квартиру. Но Калиостро вспомнил о своих
супружеских правах и подал жалобу на жену. Он добился того, чтобы ее
посадили в тюрьму, где она провела несколько месяцев, пока суженый не
простил неверную супругу. В конце концов, супруги помирились.
Благородные
манеры, огромное влияние при дворе, красноречие и богатство — все это
сделало Калиостро всеобщим кумиром. Самый же громкий успех и скандал
ждал Калиостро в Париже. Французское общество и высший свет приняли
россказни и фокусы Калиостро с восторгом. 1784-1785 годы ознаменовались
нашумевшими обедами графа с Руссо, Генрихом IV и Вольтером — людьми,
которых к тому времени, уже не было в живых… Калиостро ожидали деньги,
слава и успех у самых знатных дам. Его портреты, настольные бюсты,
лаковые миниатюры — все это с успехом расходилось по Европе.
Свои
магические номера чародей постоянно пополнял новыми. Например, он
выбирал детей пяти-двенадцати лет, мазал им головы так называемым елеем
премудрости и через них вел беседы с ангелами, святыми, пророками и
духами…
Однажды
ему сообщили, что серьезно заболел принц Субиз, близкий родственник
кардинала Рогана, с которым Калиостро познакомился в Страсбурге и
приобрел в его лице одного из самых преданных своих сторонников. Никто
не надеялся на выздоровление Субиза. Но великий граф Калиостро взялся
его лечить, потребовав при этом, что бы его имя держалось в тайне. Когда
же Субиз стал поправляться, было торжественно объявлено, что лечил его
Калиостро. Это был триумф! У дома Джузеппе стояли ряды экипажей знати,
приехавшей поздравить его с успехом. Среди них оказалась даже
королевская чета. Калиостро стал просто идолом Парижа.
И вдруг
ударом грома разнеслось известие – Калиостро заточен в Бастилию! Он
оказался замешан в знаменитом «деле об ожерелье», сыгравшем немалую роль
в падении монархии. Началось все с того, что предшественник Людовика
ХVI захотел подарить своей фаворитке Жанне Дюбарри роскошное колье из
629 бриллиантов стоимостью 1,6 миллиона франков. Ювелирная фирма Бемера
изготовила колье, но тут король умер, а его бережливый преемник наотрез
отказался от дорогой игрушки. Ожерелье хранилось у Бемера до тех пор,
пока им не решили завладеть ловкие преступники – самозваная графиня де
Ламотт и ее супруг. Они обратились к духовнику короля, кардиналу де
Рогану, с просьбой стать посредником в покупке колье для королевы Марии
Антуанетты – сама она якобы не желала афишировать интереса к
дорогостоящему изделию. Де Роган засомневался, и ему устроили тайное
ночное свидание с «королевой». На самом деле это была похожая на нее
Мари Олива – подруга Ламотт и Лоренцы Калиостро. Успокоенный кардинал
забрал ожерелье и передал мошенникам, которые переправили его в
Амстердам и продали по частям. После этого супруги Ламотт и Калиостро
зачем-то вернулись в Париж, где и были арестованы, когда разразился
скандал.
Ламотт свалили все на Калиостро, который якобы
разработал план похищения. Однако следствие не доказало его вины. Да и
зачем магу, в чьем распоряжении были финансы богатых поклонников,
браться за столь рискованную операцию? Ответ нашелся быстро – для
дискредитации королевской власти. По довольно достоверным
предположениям, именно эту миссию возложили на Калиостро лидеры
европейского масонства, чьей целью было уничтожение монархии и создание
на ее развалинах «Царства Разума». В романе Дюма «Жозеф Бальзамо»
Калиостро изображен борцом с монархией, но там им движет благородная
месть. На самом деле он, похоже, настолько уверовал в собственное
величие, что всерьез решил низвергнуть королевскую власть. А там – чем
черт не шутит? Почему самый популярный иностранец во Франции не может
стать ее правителем?
После освобождения Калиостро уехал из
Франции в Англию и оттуда обратился к французскому народу с письмом, где
осыпал проклятиями королевский двор и предсказывал скорую революцию.
Она и в самом деле произошла через каких-то три года, но маг не смог в
ней участвовать. Покинув Англию, он отправился в Швейцарию, безуспешно
предлагая тамошним бюргерам растопить альпийские льды и найти скрытое
под ними золото. Потом прибыл в родную Италию, чтобы основать масонскую
ложу в Риме, под самым носом у папских властей. Такого открытого вызова
Святой престол терпеть не стал. Калиостро и его супругу заключили в
замок Святого Ангела. Сменяя друг друга, следователи инквизиции
добивались от него признания в масонской деятельности, колдовстве и
связи с дьяволом. Граф молчал, зато не выдержала Лоренца – признав все
обвинения, она дала подробные показания против мужа. Это, однако, ее не
спасло. Лоренцу приговорили к заточению в монастыре, где она умерла
меньше чем через год. Самого Калиостро как нераскаявшегося еретика ждало
сожжение на костре.
В
последний момент казнь заменили пожизненным заключением. Ходит легенда,
что некий чужестранец явился на прием в Ватикан и передал Папе записку,
в которой якобы было лишь одно слово. Прочтя ее, Папа помиловал
смертника. Но более вероятно, что папские чиновники решили не портить
свою репутацию средневековой карой. 7 апреля 1791 года Калиостро вывели
на римскую площадь Минерва, где он покаялся и на коленях попросил
Всевышнего о прощении. Костер в тот день все же загорелся, но на нем
сожгли не самого мага, а его инвентарь и богатую библиотеку, собранную в
разных странах.
После этого Калиостро отвезли в замок
Сан-Лео на границе с Тосканой. Он стоял на вершине отвесной скалы, и
узника поднимали туда на веревке в специальном ящике. Здесь граф провел
четыре года. На прогулки его не водили – в Ватикан приходили доносы, что
масоны планируют освободить своего единомышленника при помощи
воздушного шара. А после того как Калиостро продемонстрировал тюремщикам
несколько своих фокусов, его и вовсе заковали в цепи.
26 августа
1795 года в том же ящике, в котором в Сан-Лео доставили узника, со
скалы спустили завернутое в саван тело. Одни говорили, что Калиостро
свела в могилу пневмония, другие – что его задушил надзиратель,
выведенный из себя его издевками.
Через несколько лет в Сан-Лео
вошел отряд наполеоновской армии. Его командир, польский масон
Понятовский, специально сделал крюк, чтобы освободить узника. Услышав,
что графа нет в живых, он очень огорчился и велел вскрыть его могилу,
быть может, надеясь отыскать в ней какой-то тайный знак. Но могилу так и
не нашли – это стало последней тайной Калиостро. Ее пытались разгадать в
своих романах Шиллер и Жорж Санд, Ричард Олдингтон и Алексей Толстой.
Интерес
к Калиостро не угасает и по сей день – о нем ставятся спектакли,
снимаются фильмы. Оккультисты всех мастей зачислили графа в ряды своих
учителей. Легенда о нем давно и бесповоротно затмила истину – и сам
Великий Копт, принесший свою жизнь в жертву собственному тщеславию,
наверняка был бы доволен таким финалом своей истории.
Опера Граф Калиостро : Таривердиев Микаэл
Либретто Н.Кемарского
По одноименной повести А.Толстого
Действующие лица и исполнители:
Прасковья Петровна - Мария Лемешева, сопрано
Алексей - Александр Пекелис, тенор
Калиостро - Анатолий Бойко, баритон
Мария - Лидия Трофимова, сопрано
Жан Ложкин - Александр Подболотов, тенор
Администратор - Владимир Хрулев, баритон
Милиционер - Владимир Рыбасенко, бас
Первый экскурсовод - Людмила Соколенко, сопрано
Второй экскурсовод - Нина Анисимова, меццо-сопрано
Генералы - Борис Тахов, тенор; Олег Губарев, тенор; Виктор Боровков, бас; Ашот Саркисов, бас
Туристы - Раиса Соколова, сопрано; Елена Андреева, сопрано; Лилиана Гаврилюк, меццо-сопрано; Олег Губарев, тенор; Евгений Болучевский, баритон; Ярослав Радионик, баритон; Игорь Парамонов, баритон
Оркестр Московского камерного музыкального театра, дирижер Владимир Агронский
Звукорежиссер П.Кондрашин
Из книги Таривердиева М.Л. «Я просто живу»:
«…когда я приступил к работе над оперой «Граф Калиостро», я, напротив, попытался использовать ту меру условности, которая присуща именно опере. Я решил вернуться к поставленным голосам, традиционной форме классической оперы-буфф. Правда, с современным сюжетом.
Я довольно долго искал этот сюжет… Когда Николай Кемарский, мой друг, драматург, сценарист и литератор, предложил подумать об опере по повести «Граф Калиостро», что-то меня зацепило. Я стал интересоваться личностью таинственного Калиостро. Потом мы много спорили с Кемарским о том, какой должна быть драматургия.
В общем, доспорились мы до того, что действие повести Толстого перенесли в наше время. Сюжетные ходы остались теми же. Но усадьба оказалась музеем-усадьбой, каких много в Москве, Ленин¬граде, да и в других городах. Молодой человек, один из сотрудников музея, так же как и у Толстого, влюблен в портрет дамы XVIII века. Так же появляется знатный иностранец, только с экскурсией. Он оживляет этот портрет. И так далее. Проблема-то ведь заключалась не в том, что портрет оживает. А в том, как в этой ситуации проявляются люди. И нам было интересно посмотреть, как поведут себя современные люди, как поведет себя в сегодняшней жизни дама XVIII века. Нам было интересно оживить в нашей театральной «коробочке» и типичного директора музея, и аспиранта Алексея, и даже милиционера, столкнуть речевую и музыкальную стилистику XVIII и XX веков.
С одной стороны, мне хотелось приблизить музыкальный язык оперы к современной городской интонации и сегодняшней музыкальной среде, а с другой стороны — это должно было быть помножено на шутливую, комическую имитацию музыки XVIII века…
Николай Кемарский — человек далекий от оперных шаблонов. Он сосредоточился на развитии действия. Поэтому и получилось, что сюжет в опере развивается стремительно, без остановок. Стихотворная канва текста сложилась не сразу. Ведь текст в опере пропевается, следовательно, «подается» замедленно, и должен слагаться из слов, которые звучат естественно. Мы долго этого добивались. Стихи поначалу получались скверными. Их дорабатывала Римма Казакова, потом — Роман Сеф, который прописал диалоги райком. Римма Казакова сделала несколько арий — мне нужно было, чтобы арии отличались по стилю, по ритмике, стихотворным размерам, и они в результате довольно точно передают характеры персонажей…
Мне нужны были живые прототипы для героев. И героинь — тоже. И я беззастенчиво использовал для этого своих близких, друзей. Иногда я им даже говорил об этом. Надеюсь, меня это оправдывает.
…музыка пишется за столом! И это самое большое наслаждение! А уж потом наступает расплата — начинаются страдания: куда отдать, кто исполнит. Или никуда не отдаешь, как чаще всего это делал я и писал в стол. Но эти герои, которых ты придумал, создал и засунул в стол, начинают выражать недовольство и беспокоить тебя по ночам. Они ведь уже живые...
Но с «Калиостро» все получилось иначе. Камерный музыкальный театр Покровского уже существовал. Для Бориса Александровича это была отдушина, где он мог осуществлять все то, что не мог сделать в Большом театре. Тогда он еще оставался его главным режиссером. В конце концов Покровского выжили из Большого в очередной раз. По-моему, в третий.
Как композитор я пришел в этот театр тоже случайно. Случайно встретил Бориса Александровича, который, видимо, случайно бросил фразу:
— Написали бы для нас оперу.
— Уже написал. Не знаю, для вашего ли театра, но она существует, — ответил я. Это и был «Граф Калиостро», которого я действительно писал без расчета на определенную труппу.
Мы договорились о встрече. Я очень волновался и ни за что не хотел играть и петь сам. Поэтому, собираясь к Борису Александровичу на Кутузовский, я наиграл и напел своим ужасным голосом оперу на магнитофонную пленку. Так и явился к Покровскому, держа в одной руке маленький магнитофон, а в другой — здоровенный клавир. Борис Александрович удивился при виде магнитофона.
— Играть не будете? — довольно ехидно спросил он.
— Будет играть магнитофон, — мрачно ответил я.
Мы начали слушать. Уныние мое возрастало. Все казалось мне скучным и совсем не смешным. А Борис Александрович время от времени восклицал:
— О, вот эта партия — для Подболотова! Калиостро, конечно, Бойко.
И добавлял при этом, обращаясь ко мне: молодой человек. Мне это было смешно и приятно — какой я, к черту, молодой человек в свои-то пятьдесят!
Потом, когда вопрос о постановке был уже решен, я попросил Покровского, чтобы партию Прасковьи Петровны спела Маша Лемешева. И в этом наши мнения сошлись. Дочь Сергея Яковлевича Лемешева, она унаследовала лучшие черты таланта своего отца. И матери — замечательной певицы, профессора консерватории, Ирины Ивановны Масленниковой. Маша с первых дней работала в Камерном театре. Прекрасный голос, высочайшая культура пения, дар драматической актрисы — все эти качества она в полной мере проявила в работе над партией Прасковьи Петровны в «Калиостро», а потом в моей моноопере «Ожидание», которая тоже была поставлена Покровским в Камерном, но позже. В театре судьба свела меня и с другими прекрасными музыкантами — дирижером Владимиром Агронским, певцами, актерами Лидией Трофимовой, Алексеем Пекелисом.
Когда начались репетиции, я конечно же устремился в Камерный театр: любопытство меня раздирало…я ждал, не мог дождаться начала сценических репетиций «Калиостро». Как Покровский оживит портрет Прасковьи Петровны? Я прямо уподобился герою своей же оперы Алексею, влюбленному в портрет. Что он придумает для квартета генералов — тоже оживающих портретов вояк прошлого? Одно дело, когда я это все воображал в своей театральной «коробочке» на письменном столе, но как это будет на сцене? Покровский решил все очень просто. Весь спектакль идет в одной декорации, довольно простой, но невероятно выразительной. В центре — портрет Прасковьи Петровны, по бокам — по два портрета генералов. На сцене — клавесин, который обыгрывается по ходу действия, какие-то шкафы, в которых стоит посуда, часть из нее, как мне помнится, принесли из дома актеры. Как всегда в Камерном, режиссерская концепция спектакля так тесно связана с решением художника-сценографа, что одно трудно отделить от другого.
Покровский оказался моим союзником во всех смыслах. Он не принадлежит к тому разряду режиссеров, которым обязательно нужно перекроить партитуру. Конечно, он лишен раболепия по отношению к нотам. Но если он берется за постановку, то принимает концепцию композитора. Я много раз слышал от него, что зачем же ему перекраивать музыку, он должен заниматься своим делом — ее ставить.
Мне не пришлось ничего переделывать в «Калиостро», чтобы подогнать его под труппу Камерного театра. Спектакль был словно создан для него. Единственно, что я сделал, — это усложнил партию Прасковьи Петровны по просьбе Маши Лемешевой. Дело в том, что партия стилизована под XVIII век, она и так была непростой, но Маша захотела еще ее усложнить и «разукрасить» разными виртуозными вокальными штучками. И справлялась она с ними с поразительным изяществом и легкостью.
В «Кто ты?», чтобы преодолеть условность оперы, я вставлял разговорные диалоги. Но уже тогда понял, что это все-таки не очень хорошо в опере. Появляется какой-то небольшой душок оперетты. Швов — переходов от музыки к речитативу и разговорному диалогу — не должно быть. Именно поэтому в «Калиостро» я широко пользовался речитативами-secco, то есть речитативами под клавесин. Хотя и сохранил в очень небольшом количестве разговорные диалоги и в «Калиостро». Не знаю, был ли я до конца прав. Все-таки в опере все должно пропеваться. К тому же я заметил странную особенность. Все драматические актеры стремятся петь, а оперные певцы ужасно любят говорить. Как правило, и то и другое получается плохо. И, кстати, даже в Камерном, когда мы репетировали, это получалось хуже всего. Самое смешное — я пытаюсь объяснить актерам, чего от них хочу, и, как мне кажется, объясняю внятно — они не понимают. Или же не могут сделать то, чего я добиваюсь. Появляется на репетиции Покровский. Говорит совсем про другое. И они тут же все понимают и делают именно то, что нужно. Режиссер все-таки отдельная профессия.
Я очень волновался перед премьерой. И когда она состоялась, все прошло замечательно, радовались все.
Впереди, нам казалось, нас ждет только радость.
«Калиостро» много вывозили. Театр вообще много гастролировал…замечательно оперу принимали в Хельсинки. Фотографии Маши Лемешевой — Прасковьи Петровны обошли финские газеты. Это был один из самых популярных театров на Хельсинкском международном фестивале. Только меня, в отличие от Еревана, здесь не знали в лицо, и мою фотографию перепутали и дали фотографию почему-то Андрея Эшпая, правда, подписали «Микаэл Таривердиев».
После приезда из Хельсинки мы стали записывать оперу на «Мелодии». Наконец я мог увеличить состав оркестра: в театре это было невозможно из-за отведенного для него крошечного пространства. Я постоянно страдал от скупости его звучания. Запись получилась удачной — с нами работал классный звукорежиссер Петя Кондрашин. Обложку оформил мой друг и замечательный художник Борис Жутовский. Потом снимали «Калиостро» на телевидении. Закрыли на две недели театр, стационарно поставили камеры. Режиссер Юрий Богатыренко сделал телеверсию оперы, которая понравилась даже Покровскому. Хотя к телевидению он относится, мягко говоря, осторожно».
Дополнительно о жизни и творчестве Микаэла Таривердиева Вы можете узнать на сайте - http://www.tariverdiev.ru, там же можно познакомиться с книгой Микаэла Таривердиева «Я просто живу» и книгой Веры Таривердиевой «Биография музыки»
