Священный город русской цивилизации

НА ЧЬЕЙ СТОРОНЕ ИСТОРИЯ?

Севастополь – это город, в котором, хочешь – не хочешь, начинаешь гордиться российским триколором и любить его. Сейчас, после двух лет больших и малых побед, связанных с этим флагом, это не такое редкое чувство, но два года назад, когда я оказался в Севастополе впервые, среди патриотов (и особенно среди них) демократический триколор принято было недолюбливать. Но вот на базе Черноморского флота он смотрелся совершенно иначе – триколор царил и царит над городом, развеваясь над всеми флотскими объектами, он является постоянным свидетельством того, что Севастополь – русская земля. В городе русской славы это поистине русское знамя.

И вот, сегодня это уже очевидно, Россия вступает в дипломатическую и символическую борьбу за Севастополь. Юбилеи Черноморского флота, а затем самого города показали это со всей наглядностью. Сначала резкие, однозначные заявления Юрия Лужкова, стоившие ему запрета на въезд на Украину, затем более дипломатичные, но столь же однозначные по сути заявления Сергея Иванова о том, что Россия не оставит соотечественников. Озвучивание последних заявлений я видел своими глазами – оказавшись в городе на отдыхе. Представитель России был окружен плотной толпой журналистов и еще более плотной толпой севастопольцев державших российские влаги, транспаранты «За русский выбор», плакаты «За русский Севастополь». Вообще, Севастополь оказался местом, в котором слово «русский» однозначно и безоговорочно доминирует, определяя идентичность его граждан.

Но еще более впечатляющей демонстрацией стала установка в самом центре города памятника Екатерине II. Этот монумент стал ответом на установку «оранжевыми» властями на окраине Севастополя памятника гетману Сагайдачному, который не имеет никакого отношения к Севастополю, зато имел вполне определенное «отношение» к России. «Пришол он, пан Саадачной, и Ливны приступом взял, и многую кровь християнскую пролил, много православных крестьян и з женами и з детьми посек неповинно, и много православных християн поруганья учинил и храмы Божия осквернил и разорил и домы все християнские пограбил и многих жен и детей в плен поимал».

Памятник Матери Отечества и основательнице Севастополя, расположенный в самом центре города, между музеем Черноморского Флота и Штабом Черноморского флота, был достойным ответом на эту историческую провокацию «оранжевых». Установку памятника разумеется попытались сорвать назначенные Ющенко представители горадминистрации – и в день города по бывшей Екатерининской улице (ныне улица Ленина, но в Севастополе есть прекрасная традиция перечислять на табличках все старые имена улиц) колонны празднующих день города севастопольцев шли мимо монумента, задернутого в белое покрывало. Памятник был открыт на следующий день – и немедленно стал поводом ко вполне определенной демонстрации горожан – не прошло и полдня, как он буквально утопал в цветах – люди приходили, фотографировались, стояли, обсуждали прекрасную работу скульптора Станислава Чижа, ставшую для него, к сожалению, последней…

Очень важный раунд символической борьбы за город был выигран. А надо понимать, что борьба за Севастополь – это борьба в символическом поле – историческая, культурная и психологическая борьба. Борьба за важнейшую часть русского сакрального пространства, без возвращения которой Россия так и обречена на переживание вечной униженности и неполноценности. Севастополь – это не только военно-морская база, не только крупный город с талантливым и трудолюбивым русским населением, не только «место на юге». Это город-идея, предельно точно и вразумительно выявляющий важнейшие аспекты и узлы русской судьбы. Хотя мы и отпраздновали 225-летие Севастополя, но излучению этого города, мощно влияющему на жизнь и душу России, – не одна тысяча лет. Все начиналось с Херсонеса…



КЛЯТВА НА ВЕРНОСТЬ ОТЕЧЕСТВУ

Севастополь стоит на месте древнего Херсонеса, одной из самых северных греческих колоний на Черном море. Сюда, в казавшийся грекам суровым климат, они уезжали в поисках плодородных земель, которыми столь скудна была Греция. И сюда они приносили свою культуру, свои гражданские идеи и искреннее чувство патриотизма. И все это они передавали окрестным народам, с которыми жили то в мире, то в войне – в том числе и скифам, бывшим в той или иной степени (только о степени и спорят сегодня ученые) предшественниками и предками русского народа.

От этого древнего Херсонеса сохранились не только развалины стен и башен, которые можно увидеть и сегодня, окунувшись в Херсонесском музее в неповторимую атмосферу античного города, в котором был в частности свой театр (спектакли в нем ставятся и по сей день). От херсонесцев сохранилась гражданская присяга – замечательный памятник греческой политической культуры, наследие которой значимо для нас, русских, и сегодня:

«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, Богами и богинями олимпийскими, Героями, владеющими городом, территорией и укрепленными пунктами херсонесцев. Я буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса Керкинитиды, Прекрасной Гавани и прочих укрепленных пунктов и из остальной территории, которой херсонесцы управляют или управляли, ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду сберегать все это для херсонесского народа… Я буду врагом замышляющему и предающему или отторгающему Херсонес, или Керкинитиду, или прекрасную гавань, или укрепленные пункты, и территорию херсонесцев. Я буду служить народу и советовать ему наилучшее и наиболее справедливое для государства и граждан. И не буду разглашать ничего сокровенного ни эллину, ни варвару, что должно принести вред государству. Я не буду давать или принимать дара во вред государству и гражданам. Я не буду составлять заговора ни против херсонесской общины ни против кого-либо из граждан, кто не объявлен врагом народа. Если я узнаю о каком-нибудь заговоре существующем или зарождающемся, я доведу об этом до сведения должностных лиц. Зевс, Гея, Гелиос, Дева, божества олимпийские! Пребывающему во всем этом да будет благо мне самому и потомству и тому, что мне принадлежит, не пребывающему же да будет злое и мне самому и потомству, и тому, что мне принадлежит, и пусть ни земля, ни море не приносят мне плода…».

Если бы мы принесли бы некогда такую же клятву своему Отечеству, и соблюли бы ее – не предали, не отторгли, не допустили бы заговора, то сегодня не было бы и спора о том, русский Севастополь – или украинский.



АПОСТОЛЬСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ

В I веке Христианской эры Херсонес-Корсунь был уже римским городом. Важнейшим форпостом Империи на северной ее окраине, в Черноморском регионе, бывшем испокон веков важнейшей житницей Средиземноморья. И нет ничего удивительного в том, что Провидение привело в него апостола Андрея, первого из учеников Христа. Когда Господь, вознесшись на Небо, повелел своим ученикам: «Идите и научите все народы», то они бросили между собой жребий – кому идти в какую сторону, кому научить какой народ.

Заметим, кстати, что вопреки либеральной псевдохристианской демагогии, Церковь с самого начала уважала национальное разнообразие людей, апостолы шли к каждому народу в отдельности, проповедовали ему на своем языке и готовили каждому свою судьбу.

И вот, первому из учеников Христовых выпал жребий идти в те земли, которые в империи именовались землями Скифов. И которые, к тому моменту, уже населены были славянами и таили в себе до времени великий и грозный народ русов. Вспомним предание «Повести Временных Лет»: «Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: "Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей”. И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру».

Этот рассказ о путешествии апостола по русским рекам весьма важен не только сакрально, но и геополитически. Этим путешествием были освящены не только места будущих Киева и Новгорода, но и сами русские реки. Речная система Русской равнины – одна из древнейших коммуникационных сетей человечества. Еще с мезолита здесь сохранились специальные прибрежные камни, указывавшие путникам повороты и опасные места – уже в эту эпоху между человеческими племенами шла интенсивная торговля и общение. До времени эта система рек не попадала в поле зрения письменной истории, но в первом христианском тысчелетии она была объединены единым политическим сообществом древнерусского государства. С этого установления контроля над реками и началась история России.

Благословение, тем более апостольское, – это не просто слова, не просто формальность. Это та действительная и чудесная сила, про которую Николай Гумилев писал «солнце останавливали словом, словом разрушали города». И созидали тоже. Благословение апостола, пришедшего из Корсуня, стало той мистической реальностью, которая создала, поставила на ноги Киев, а вместе с ним и всю Русь. Обратило раннее государство русского народа в одну из великих держав средневековья и привело величайшего из государей этой державы – князя Владимира вновь под Корсунские стены.



ТРИУМФ ВЕРЫ

Владимир пришел осаждать Корсунь в 988 году в самом расцвете своей власти и славы. Он – наследник мудрой Ольги и великого воина Святослава, своим мечом сотрясшего всю восточную Европу, решил заставить византийцев признать выдающееся место Руси в системе причерноморских международных отношений. Базилевсы Василий и Константин попытались уклониться от данного ими ранее обещание выдать за правителя Руси свою сестру, породнить русский и греческий правящие дома. И это несмотря на то, что присланные Владимиром дружины фактически спасли власть императоров, разбив сильных мятежников. Ответом Владимира на попытку обмана стало взятие Корсуня.

Город, расположенный на удобном мысу и окруженный надежными стенами, считался практически неприступным. Но здесь произошло настоящее чудо – Корсунский священник Анастасий нарушил древнюю клятву херсонеситов, передал город Владимиру, в тайном послании сообщив, что город можно взять, отрезав от него воду. Было ли это просто предательство? Вряд ли, поскольку предателей всегда презирают, а Владимир приблизил к себе Анастасия. Корсунский священник действовал не иначе как по воле Божией, он более чем кто-либо содействовал крещению Владимира и его дружины. Вспомним летопись: «Некий муж корсунянин, именем Анастас, пустил стрелу, написав на ней: "Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока”. Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: "Если сбудется это, – сам крещусь!”».

И Владимир крестился – принял Христианство публично, на глазах у корсунян и вместе с дружиной. Принял не как ученик и вассал греческих императоров, а напротив, – как их победитель, как тот, кто мог угрожать Константинополю: «Вот взял уже ваш город славный; слышал же, что имеете сестру девицу; если не отдадите ее за меня, то сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Владимир был победителем, и Христос был тем Богом, который даровал русскому князю Победу.

Когда Владимир возвращался из Корсуня в Киев, сопровождаемый порфирородной женой из рода византийских императоров, сопровождаемый священниками и монахами, чудотворными мощами христианских святых, прежде пребывавшими в Корсуни, церковными сосудами, иконами, медными статуями коней и древних божеств, – киевляне стали свидетелями великого триумфа своего князя. И на Руси, в Киеве, вера, которую принял князь, была верой победителя, была свидетельством того, что на Русь уже сошла от прежде благословившего ее Христа, благодать новой жизни.

И в самом деле, завоевавшая свою Веру в Корсуни, Русь никогда не была простой ученицей и подражательницей Византии, наше Православие, наша историческая жизнь, являлись и являются совершенно новым и уникальным явлением в истории. А с XV века Православие перестало уже быть греческой по преимуществу религией, став религией Русской. И это чудо совершилось именно на том месте, где сегодня стоит Севастополь.



НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ

В XIV веке Херсонес практически прекратил свое существование. Бывший почти два тысячелетия форпостом греческой и византийской цивилизации город был погублен союзом татар и лукавых латинян – генуэзцев, поставивших своей задачей монополизировать черноморскую торговлю. Они добились того, чтобы византийский император ввел запрет на торговлю с Корсунем и город просто задохнулся и умер. Однако дело Херсонеса продолжило греческое княжество Феодоро, столица которого находилась на горном плато Мангуп, а одна из важнейших крепостей – Каламита, на Инкермане, фактически в современном Севастополе.

Исторические предания указывают на выдающуюся роль выходцев из греческого княжества в Куликовской битве, ставшей знаком рождения из Московского княжества молодой и великой России. «Задонщина» упоминает в числе свидетелей и участников Куликовской битвы «гостей сурожан» (то есть причерноморский купцов) и Косьму Коврю. Но «Ковря» – это русское написание фамилии «Гаврас», фамилии владетельных князей Феодоро, один из представителей которых принимал участие в Куликовской битве.

Современные исследователи высказывают предположение, что роль греков-«феодоритов» в организации куликовского сражения могла быть не менее значительной, чем роль их врагов-генуэзцев в организации похода Мамая на Русь. А то, что Мамая контролировали и вдохновляли именно «гости» с Запада, сегодня уже не вызывает никаких сомнений.

Но и сопротивлявшаяся из последних сил давлению турок и тех же генуэзцев Византия, и крымские князья знали, что есть только одна сила – Московское княжество на Руси, которая способна подхватить византийскую миссию Православного Царства. И греки усиленно трудились над укреплением самосознания Руси, поддерживали таких деятелей как преподобный Сергий Радонежский и св. митрополит Алексей, в деле усиления Москвы. И «сурожане» были важным посредствующим звеном на этому пути. И вновь именно из Крыма, как из священного источника, шли на Русь и помощь и вдохновение в становлении великой державы.

Севастополь как зеркало русского национального мифа

ЮЖНЫЙ ПАРАДИЗ
Возвращение России в Крым после долгой и черной ночи правления там крымских ханов, угонявших русских людей в рабство тысячами и десятками тысяч в ходе ежегодных набегов, началось в конце XVIII века. В 1783 году по распоряжению Екатерины II Потемкин и Суворов присоединили Крымское ханство к России. Оно немедленно стало заселяться русскими людьми (кстати, в основном, выходцами из Великороссии). В нем начали создаваться новые города, верфи, сады и мануфактуры.

Это была не просто хозяйственная или военная необходимость. Это был образ Рая, который, как казалось Екатерине, а вместе с нею и всему русскому обществу, обрела на Юге Россия. «Царством млеко и мед точащим» именовался Крым в тогдашних русских одах. Потемкин верил, что он осуществит для России то, чего так и не смог осуществить Петр Великий, – основать столицу России на юге. По его мнению, Петр вынужден был построить Петербург на Севере лишь силой обстоятельств. «Петербург, поставленный у Балтики, – северная столица России, – пишет Потемкин Екатерине сразу после присоединения Крыма, – средняя – Москва, а Херсон Ахтиярский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который Государь сделал лучший выбор».

Херсон Ахтиярский – это не Херсон на Днепре, основанный в 1778 году, а древний Херсонес и будущий Севастополь, основанный в Ахтиярской бухте, про которую тогдашние моряки говорили, что «лутчей в мире не сыскать». Здесь, на месте древнего Херсонеса, Потемкин мечтал увидеть свой Петербург, который он назвал «Севастополь», то есть «владычествующий, августейший город».

Как знать, быть может, проживи Потемкин и Екатерина подольше, имей они других наследников, одушевленных идеей возвращения России южных земель, и биография России в XIX веке была бы во многом иной, а геополитическая ось значительно сдвинулась бы к югу. Во всяком случае, в национальной нашей психологии совершенно очевидно, что мы испытываем голод по солнцу, его недостаток. Что русским и в самом деле нужно больше и земель и населения южнее, чем мы на самом деле живем, и то, что после 1991 года Крым, идеальный «Юг» России, оказался от нее отрезан, еще и с этой стороны вызывает почти физическую боль. Боль от недостатка «ультрафиолета», боль от потери русского Рая.

А пока та скорость, с которой развивался новоприсоединенный к России край и те энергичные меры, которые предпринимал для его развития князь Таврический Григорий Александрович Потемкин, вызывали зависть у врагов России. Именно отсюда и взялся черный миф про «потемкинские деревни», выдуманный иностранцами по поводу поездки Екатерины в Тавриду в 1787 году. Не в силах скрыть злобу по поводу быстрого укрепления России в Крыму, иностранцы не нашли ничего лучше, чем выдумывать клевету за клеветой, а также наущать Турцию нанести новый удар России. Сразу по завершении путешествия Екатерины Турция наносит, по наущению Франции, очередной удар России и начинается четырехлетняя русско-турецкая война. В ней Севастополь с первых лет своей жизни становится городом славы, городом легендарных Адмиралов.



ГОРОД АДМИРАЛОВ

Великие и славные дела совершал основанный Петром Великим флот на Балтике. Но, видимо, столь велика была внутренняя энергия Херсонеса-Корсуня Севастополя, что именно этот город, база Черноморского флота, стал местом, где один за другим выдвигались и достигали славы величайшие адмиралы русского флота. Основание этой традиции положил Федор Федорович Ушаков, прославленный Церковью как святой воин Феодор. Великий стратег и тактик, не потерявший в своих битвах ни единого корабля, был одним из отцов основателей Севастополя и Черноморского флота. Главным отцом-основателем – тем, кто привил флоту вкус к великим победам, к тому, что слова Петра Великого «небываемое бывает» являются для русского флота нормой и правилом.

Победы Ушакова у Фидониси, Тендры, Калиакрии, затем взятие Корфу, поставили Ушакова по праву на первое место среди адмиралов тогдашней эпохи. Чтобы перебить его славу, западным интерпретаторам истории приходится прибегать к откровенной лжи. Для них Ушаков – «ученик Нельсона», хотя к моменту первой победы Ушакова у Филониси, показавшей его тактику во всем блеске, Нельсон еще был командиром фрегата, а первое крупное дело Нельсона относилось лишь к 1797 году. Если и сравнивать достижения двух великих адмиралов, то очевидно, что те высоты, которые брал Ушаков, – например, взятие крепости Корфу с моря, Нельсону, два года осаждавшему Мальту, оказались попросту недоступны.

Беда и Ушакова, и русского флота, и Севастополя была в другом. В том трагическом непонимании и невнимании к флоту, которое с завидной регулярностью проявляло всероссийское начальство, включая самих императоров. Павел I переименовал Севастополь назад в татарский Ахтияр (имя вернулось городу лишь в 1826 году). Александр I, правивший Россией в основном через посредство английских шпионов, иногда сменявшихся французскими или польскими, цинично не скрывал, что понимает во флоте не больше, чем «слепой в красках». В александровское царствование Ушакова отставили от флота и отправили за Можай. Та же участь постигла соратника и соперника Ушакова – Дмитрия Николаевича Сенявина, защитника Ионических островов и победителя в Афонском сражении. Сами Ионические острова были отданы Наполеону, а когда после его разгрома появилась возможность средиземноморские владения вернуть, вместо этого Александр взял Польшу и выдал ей оскорбившую всех русских Конституцию. Командование флотом назначалось точно для наибольшего над ним издевательства. Сперва – адмирал Чичагов, считавший, что флот России не нужен. Затем – французский эмигрант маркиз де Траверсе, не бывший особенно уверенным и в том, нужна ли сама Россия. В результате флот к концу царствования Александра был приведен в то самое «мнимое существование», из которого Александр хвастливо обещал его вывести.

И вновь ангелами-хранителями флота были адмиралы и офицеры-энтузиасты, такие, как соратник Сенявина в борьбе за Ионические острова адмирал Грейг. Он оживил деятельность черноморских портов, построил морские батареи, казармы. Состарившегося и «ко всему сделавшегося равнодушным» Грейга в 1832 году сменил Михаил Петрович Лазарев, настоящий создатель Севастополя, каким мы его знаем, – выдающийся исследователь, один из открывателей Антарктиды, герой Наваринского сражения.

Неутомимой деятельности Лазарева Севастополь обязан был своей славой. Лазарев готовил флот к победоносному занятию Босфора в случае войны с турками. Его флот сыграл огромную роль в успешном покорении русскими Кавказа, высаживая десанты на важнейших направлениях войны с горцами. Совершенствовалось оружие, корабли, создавались первые пароходы. Город отстраивался – и как город, и как морская база: доки, батареи, укрепления, казармы, госпиталя, водопровод, офицерская библиотека. То, что город оказался способен выдержать многомесячную осаду в ходе Крымской войны, во многом объясняется именно совершенством созданной Лазаревым инфраструктуры. Единственное, чего он не мог предугадать, так это того, что благодаря бездарности сухопутного командования, Севастополь окажется в осаде с суши, а не с моря.

Но главный подвиг Лазарева – это создание особой породы адмиралов, офицеров и матросов, таких, для которых на свете не было ничего превыше морской службы, таких, для которых Севастополь был не просто базой, а родиной и святыней. Нахимов, Корнилов, Истомин, Бутаков, десятки и сотни их соратников были птенцами «лазаревской» школы. Суровый моряк Лазарев, тем не менее, никогда не допускал на флоте даже мысли о возможности «палочной» дисциплины, муштры, основанной на унижении матроса. «Лазаревские» матросы на защите Севастополя поражали сухопутных солдат и офицеров удивительным сочетанием «вольности обхождения» и исключительной стойкости, жертвенности и инициативы, были воплощением лучших качеств русского человека.



СИМВОЛ РУССКОЙ СУДЬБЫ

Не вина, как мы уже сказали, адмирала Лазарева и его учеников, что Севастополь в 1854 году, с началом Крымской войны, стал не базой для победоносных действий на Босфоре и решения вековых задач России на южном направлении, а полем главной битвы, «русской Троей», как называли его англичане. Крымскую войну часто представляют как некое свидетельство беспомощности Российской Империи, как «позорное поражение царизма», память о котором скрашивает только героическая оборона Севастополя.

На самом деле, если Крымская война и была ошибкой, то исключительно дипломатической. Дипломатии Николая I не удалось предотвратить формирование европейской коалиции, в которую вошли Англия, Франция, Сардиния и трусливо предательствовавшая Австрия, и которая поставила своей целью сокрушить гегемонию России в Европе.

Возможно ли было вообще такой коалиции не допустить? Может быть, и нет, поскольку ненависть всей «прогрессивной» Европы к России была исключительно велика. Но, оказавшись один на один с Европой, Россия, ее армия и флот продемонстрировали удивительные боевые качества. Ни на Балтике, ни у Петропавловска-Камчатского коалиция не смогла нанести удара. На Кавказе русские войска били турок, и вся борьба сосредоточилась вокруг Севастополя.

Город не был готов к тому, что бездарный главнокомандующий Меньшиков проиграет первое же сражение на суше и Севастополь окажется беззащитен. Однако то, что произошло дальше, иначе как чудом не назовешь. За сентябрь 1854 года Севастополь был окружен линией укреплений, остававшихся неприступными почти целый год. Мужество матросов, солдат и простых горожан, инженерный гений Тотлебена, организаторский талант адмирала Корнилова, вдохновляющее влияние Нахимова – все вместе собрались, чтобы сделать Севастополь неприступным.

Дальше «жизнь кончилась, началось житие», как писал Лесков. Закончилась обычная война и началась легенда о людях, которые совершали невозможное, находясь в осаде, в меньшинстве, под непрерывным обстрелом, в самом эпицентре «травматической эпидемии», как называл войну спасавший раненых в Севастополе великий хирург Пирогов. При первой же бомбардировке Севастополя погиб адмирал Корнилов, спасший город от внезапного взятия. Его последними словами были: «Так отстаивайте же Севастополь».

Англичане и французы не раз и не два отчаивались взять город. Только исправный шпионаж и поддержка «либеральных» кругов России позволяли им знать о том, что после смерти императора Николая I в феврале 1855-го правящие круги России не намерены продолжать войну, ищут пути к достижению мира и компромисса с Европой.

Развернись история иначе, не будь в рядах самого русского сухопутного командования откровенных трусов и изменников (вроде поляка генерала Жабокритского, в решающий день штурма ослабившего оборону Малахова кургана), Севастополь навсегда остался бы неприступным. Но, в любом случае, он остался непобежденным.

Символом этой непобежденности был адмирал Нахимов. Ученик Лазарева, блестящий победитель в Синопском сражении, он с первого дня обороны Севастополя не скрывал, что никогда не уйдет из города живым.

Он был душой великой обороны, ее знаменем, и с того момента, когда участь города, к сожалению, от него не зависевшая, если говорить о стратегическом ходе войны, все же была предрешена, искал только смерти. «Видали вы подлость? Готовят мост через бухту! Ни живым, ни мертвым отсюда я не выйду!». Он единственный из высших чинов демонстративно носил эполеты, хорошо заметные англо-французским снайперам и в итоге погиб именно от снайперской пули.

С этого времени, с этих одиннадцати месяцев осады, Севастополь утратил для русских звание просто города. Он превратился в настоящую икону – икону русского мужества, русского героизма, русской стойкости и русского ума. Всего того лучшего, что только есть в русском человеке. Он стал иконой русской судьбы в ее всесветном и всеисторическом измерении.

Без всякого сомнения, судьба нашего народа такова – стоять до Конца Времен, до последней черты Истории. Стоять, зная о том, что всеми пророчествами торжество врага предречено, – и все-таки, стоять до последнего. И этой стойкостью, и этой отвагой, как последним оружием, победить – победить тогда, когда история перейдет за свою заветную черту и станет вечностью. Все герои русской истории, все для нее – Нахимовы, Корниловы, Истомины, Тотлебены, Васильчиковы, Хрущовы, Хрулевы, матросы Кошки, Даши Севастопольские и Пироговы.

В Севастопольской обороне, как в зеркале, Россия увидела свой национальный миф, увидела саму себя.

Егор Холмогоров
Источник