Завораживающая история внезапной любви. Всего одна ночь с незнакомкой становится для главного героя настоящим наваждением. Этот «солнечный удар» не отпускает его даже в самые «окаянные дни» гибели Российской Империи...
«Солнечный удар» / Россия, 180 мин., 2014 г.
Режиссер: Никита Михалков.
В ролях: Мартиньш Калита, Виктория Соловьева, Наталья Суркова, Авангард Леонтьев, Милош Бикович, Виталий Кищенко, Мириам Сехон.
В прокате с 9 октября («DreamTeam»).
Самый ожидаемый фильм года — бесспорно, «Солнечный удар» Никиты Михалкова: именитый режиссер шел к этой картине 37 лет. В итоге сплошные сюрпризы: премьера почти в полной секретности, никому не известные начинающие актеры в главных ролях, многие сцены, снятые два года назад, словно ответ на то, что происходит сегодня между нашей страной и Украиной. Историю чувственной страсти двух молодых людей, разыгравшуюся накануне страшных событий 1917 года, одной из первых увидела кинокритик Татьяна Москвина.
Этот материал был опубликован в октябрьском номере «The Hollywood Reporter – Российское издание».
В «Солнечном ударе» Никиты Михалкова соединены два момента — абсолютного счастья и абсолютного несчастья. Несчастный человек, офицер Белой гвардии, сдаваясь в Одессе 21 ноября 1920 года в плен красным комиссарам, вспоминает счастье внезапной страсти к прекрасной незнакомке.
Сочинение Михалкова по мотивам Ивана Бунина, конечно, вольное, своеобразное, но в этой точке они сходятся: вспышка блаженства внутри полного мрака жизни — бунинская тема. Однако в фильме переход от счастья к несчастью многократен, он осуществляется с неумолимостью механизма, пущенного в ход неведомой силой. От постоянных переходов из одного мира в другой каждый из них получает дополнительное значение.
Солнечный волжский мир, где царствует роскошная, но вместе с тем легкая и нежная плоть жизни, становится еще прекраснее и желаннее. А сумрак гибели Белой гвардии обогащен неотменимым прошлым: мы уходим, но была у нас когда-то великолепная жизнь. Пусть от нее остались лишь отдельные вещицы, памятные знаки, которые бывшие офицеры носят с собой на скорбном пути: коллекция табака, фотоаппарат, часы…
У героя рассказа даже и этого нет — одни воспоминания. Он оглушен горем, заторможен, существует как во сне, пытаясь понять, «как это все… случилось, как началось»… В отличие от товарищей по несчастью у героя нет политических взглядов, нет азарта спорить, кто виноват (вопрос «что делать» уже отпал) и надо ли было в свое время расстреливать лейтенанта Шмидта...
Империю Михалков на этот раз взял не с парадной стороны, откуда выезжают цари на богатырских конях, где гремит военная музыка и вечно обновляются фасады дворцов. Он показал обычную жизнь людей — в мире, где все в порядке и все на своих местах. Звонарь, кушая малину из корзиночки, чуть не пропустил урочное время, однако строгий настоятель его одернул, и все хорошо: раздается колокольный звон над излучиной Волги, плывет белый пароход «Летучий» («Общество Кавказ и Меркурий» — разумеется, мы это прочтем на пристани).
Незадачливый фокусник (Авангард Леонтьев) истолок в ступке часы нашего поручика, но загладил вину, пригласил в ресторан; стол накрыт, и с радостным удовольствием фокусник перечисляет дежурные блюда — стерлядка, икорка… Дети резвы и вежливы, дамы сдержанно кокетливы, да, кажется, на пароходе присутствует знаменитый писатель — девочки подсовывают ему альбом, мечтают: «Чехов» («Да ведь он умер?»). «Тригорин», — с досадой отвечает господин с бородкой, под презрительным взглядом толстой своей женушки…
А в провинциальной гостинице крошечного городка (но это гостиница «Европа»!), куда герой увлечет незнакомку, царит чистота и уют, надраен рукомойник, выглажены кружевные скатерти и покрывала, и пусть любопытная горничная (Наталья Суркова) жадно глазеет на нашу парочку — никто их не тронет, не обидит, предавайтесь своему греху на здоровье.
Это спокойная, отлаженная, напоенная солнцем жизнь, где всему и всем есть место, и даже провинциальный фотограф-француз (уморительный Александр Адабашьян) превосходно уживается с этим миром, комфортно расположив в нем свою невозмутимую повадку всезнайки.
Апофеоз этого мира — молодые герои: незнакомка (Виктория Соловьева) и поручик (Мартиньш Калита). У них нет биографии — мы узнаем только, что герой едет к невесте, а героиню тоже кто-то ждет (на фотографии, ей принадлежащей, изображен импозантный бородатый мужчина, кого-то весьма напоминающий… уж не сам ли Михалков?).
Поручик в белом кителе, несколько робкий и замкнутый, пожирает глазами даму с густыми темно-русыми волосами и лукавой улыбкой… В героях нет ничего чрезвычайного, это «просто» мужчина и женщина, красивые и здоровые, но надо сыграть так, чтобы в их мимолетной связи не было ничего вульгарного, чтобы все взгляды, улыбки, реакции, прикосновения стали высокой и чистой поэзией. Так на это у нас есть режиссер, различающий сотни оттенков звука, цвета, запаха (привилегия господ и художников) и переживающий жизнь с исключительной остротой и силой.
История внезапной страсти незнакомки и поручика превращается в «песню жизни» — единственной, невозвратимой, драгоценной. По Михалкову, эрос — личная, внутренняя музыка человека. Чувственность героев всегда сопряжена в его фильмах с сильным душевным волнением, неотъемлема от него — тело не может без души, ведь в михалковском мире одушевлено все насквозь, напрочь, до нитки. Голубой газовый шарфик героини — и тот проживает призрачную, недолгую, но насыщенную событиями историю, беспечно летая и кружась над дивным пароходом «Летучий».
В изображении солнечного волжского блаженства мы, конечно, застаем самую прелестную «михалковщину», отполированную уже до слепящего блеска, как поршни и шестеренки пароходной машины. «Солнечный удар» — фильм, в каждую минуту которого можно опознать его автора, как преступника идентифицируют по отпечатку пальцев, однако тот азартный, лихой и победоносный мужской мир, полный оружия, лошадей, машин, одоления пространств, который всегда манил режиссера, уступил место элегии женственной печали.
Здесь история о том, как мужчины проиграли жизнь и она стала для них вечным укором и упущенным счастьем. Конкретная история, рассказанная в фильме, выходит, вслед Бунину, на обобщения высшего порядка. Ведь если отвлечься от истории, не всякая ли жизнь заключает в себе неизбывную печаль невозвратимой потери своего «солнечного удара»? Но людям мало обыкновенного ужаса бытия, и к естественному трагизму они хронически норовят добавить еще и трагизм исторический.
Классическое русское кино европейской закваски и с легкой прививкой Голливуда (в сценарии Адабашьяна, Михалкова и Владимира Моисеенко тщательно и рассудительно завязаны и развязаны все фабульные узелочки без примеси обычного в этом деле русского безумия), «Солнечный удар» являет собой плод зрелого мастерства.
Открыты новые лица — Мартиньша Калиты и Виктории Соловьевой. Безукоризненно сыграны все роли второго плана, особенно выразительны и эффектны гневный ротмистр (Виталий Кищенко) и демоническая, притом вздорная и не лишенная обаяния Розалия Землячка (актриса Студии театрального искусства Мириам Сехон).
Превосходны работы оператора Влада Опельянца и художника Валентина Гидулянова; впрочем, по части профессионализма — не знаю, как известный комар вообще будет подтачивать об «Солнечный удар» свой нос. Проблема восприятия фильма Михалкова — исключительно в сложности и неординарности его мироощущения.
Режиссер работает с тонкими вещами и сложными сплавами. Он смешивает бесшабашное веселье чеховских водевилей с ядовитой горечью бунинских «Окаянных дней», насмешку с трагедией, жалость с презрением, отчаяние с верой. Он позволяет себе внутри скорбной элегии чисто кинематографические шуточки (скажем, приветствуя коллегу Эйзенштейна цитатой с «коляской на одесской лестнице»)…
Но чрезвычайное напряжение в переживании ценности и красоты жизни накрывает аристократизм мироощущения режиссера вполне демократической волной. Контакт с фильмом облегчен и тем обстоятельством, что его чувственность значительно возобладала над идеологией: вряд ли картина вызовет обычные русские споры насчет красныхбелых, в ней нет сугубо правых и виноватых, и ее идейную составляющую могут передать слова из одного русского романса — «Кончилось счастье, все было сном, сердце тоскует, сердце страдает, сердце грустит о былом».
Правда, в «Солнечном ударе» звучит другой «романс» (ария Далилы из оперы «Самсон и Далила». — THR), где различимы французские слова «…repond a ma tendresse» («...ответь на мою нежность»). Можно сказать, так взывает к публике не только чудесное сопрано — так поет авторское кино ХХ века, упоительно задерживаясь на краю исчезновения.
*****************************
Источник публикации |
 |
